Неточные совпадения
— Их ученые, историки нередко заявляли, что славяне — это удобрение, грубо
говоря — навоз для немцев, и что к нам можно относиться, как
американцы относятся к неграм…
Но
говорят и пишут, между прочим
американец Вилькс, француз Малля (Mallat), что здесь нет отелей; что иностранцы, после 11-ти часов, удаляются из города, который на ночь запирается, что остановиться негде, но что зато все гостеприимны и всякий дом к вашим услугам. Это заставляет задумываться: где же остановиться, чтоб не быть обязанным никому? есть ли необходимые для путешественника удобства?
Смотрите вы на все эти чудеса, миры и огни, и, ослепленные, уничтоженные величием, но богатые и счастливые небывалыми грезами, стоите, как статуя, и шепчете задумчиво: «Нет, этого не сказали мне ни карты, ни англичане, ни
американцы, ни мои учители;
говорило, но бледно и смутно, только одно чуткое поэтическое чувство; оно таинственно манило меня еще ребенком сюда и шептало...
Не
говорю уже о том, как раскудахтались газеты об успехах
американцев в Японии, о торговом трактате.
Кажется, они
говорят это по наущению японцев; а может быть, услышав от
американцев, что с японцами могут возникнуть у них и у европейцев несогласия, ликейцы, чтоб не восстановить против себя ни тех ни других, заранее отрекаются от японцев.
Я смотрю на него, что он такое
говорит. Я попался: он не англичанин, я в гостях у
американцев, а хвалю англичан. Сидевший напротив меня барон Крюднер закашлялся своим смехом. Но кто ж их разберет:
говорят, молятся, едят одинаково и одинаково ненавидят друг друга!
Совершенно сообразно этой истории, Бьюмонт, родившийся и до 20 лет живший в Тамбовской губернии, с одним только
американцем или англичанином на 20 или 50 или 100 верст кругом, с своим отцом, который целый день был на заводе, сообразно этой истории, Чарльз Бьюмонт
говорил по — русски, как чистый русский, а по — английски — бойко, хорошо, но все-таки не совершенно чисто, как следует человеку, уже только в зрелые годы прожившему несколько лет в стране английского языка.
— Беги за ней, может, догонишь, — ответил кабатчик. — Ты думаешь, на море, как в поле на телеге. Теперь, —
говорит, — вам надо ждать еще неделю, когда пойдет другой эмигрантский корабль, а если хотите, то заплатите подороже: скоро идет большой пароход, и в третьем классе отправляется немало народу из Швеции и Дании наниматься в Америке в прислуги. Потому что,
говорят,
американцы народ свободный и гордый, и прислуги из них найти трудно. Молодые датчанки и шведки в год-два зарабатывают там хорошее приданое.
Дикинсон пересел на свое место, и
американцы стали
говорить об ушедшем.
— А, что! Я
говорил вам, — сказал он, поворачиваясь к смеющимся
американцам и забывая даже перевести свои слова. — Га! Вот как дерутся у нас, в Лозищах.
— Он тоже
говорит с
американцами на их языке, но — как степенный и серьезный человек».
Они устроили бы еще лучше и удобнее, но им помешала в этом супруга хозяина брюк: явилась в кухню и начала
говорить самые грубые слова на всех языках одинаково плохо, как это принято
американцами.
Фридрих Фридрихович и сегодня такой же русский человек, каким почитал себя целую жизнь. Даже сегодня, может быть, больше, чем прежде: он выписывает «Московские ведомости», очень сердит на поляков, сочувствует русским в Галиции, трунит над гельсингфорсскими шведами, участвовал в подарке Комиссарову и
говорил две речи
американцам. В театры он ездит, только когда дают Островского.
Так, например, я сам слышал, как известный граф Толстой-Американец
говорил при многолюдном собрании в доме Перфильевых, которые были горячими поклонниками Гоголя, что он «враг России и что его следует в кандалах отправить в Сибирь».
А хорошо
говорил тот
американец — так бы все и слушал его…
Американец тогда у Брайтона правду
говорил…
Надо ли
говорить, что у Меня уже есть племянник? У каждого
американца в Европе есть племянник, и Мой не хуже других. Его также зовут Вандергудом, он служит в каком-то посольстве, очень приличен, и его плешивое темя так напомажено, что мой поцелуй мог бы стать целым завтраком, если бы я любил пахучее сало. Но надо кое-чем и жертвовать, и особенно обонянием. Мне поцелуй не стоит ни цента, а молодому человеку он открыл широкий кредит на новые духи и мыло.
— Я, вы знаете, этих господ не признаю. Они чрез край хватили… Додумались до того, что наука,
говорят, барское дело!.. Каково? Наука! А что бы мы без нее были?.. Зулусы или, как их еще… вот что теперь Станлей,
американец, посещает… А есть два-три места… мое почтение! Я отметил красным карандашом.
У немцев, у англичанку
американцев (не
говоря уже о французах) он теперь свой человек.
Ведь стоит только освободиться от суеверия, оправдывающего насилия, для того, чтобы ужаснуться на все те преступления, которые совершены и не переставая совершаются одними народами над другими, и еще более ужаснуться перед той нравственной, происходящей от суеверия тупостью народов, при которой англичане, русские, немцы, французы, южно-американцы могут
говорить ввиду ужасающих преступлений, совершенных и совершаемых ими в Индии, Индо-Китае, Польше, Манчжурии, Алжире, — не только об угрожающих им опасностях насилий, но и о необходимости оградить себя от них.